Leaderboard

Предлагаю Джека Воробья! - тем где его нет можно пересчитать по пальцам

Хм...Еслi мы такiе дрэнныя,навошта ты нам тут такi наiлепшы i сапраудны)))

Абсолютно случайно напоролся в нете на один не большей рассказ, скажем так - фантасмогорию. С первого прочтения очень труден для понимания (я сам прочитал раза 3-4 прежде чем понял все до конца) Зацепил до глубины души. Выставляю на ваш суд : КРИКСА Криксы-вараксы, идите вы за крутые горы, За темные лесы от малого младенца! Заговор Крикса спешила, очень спешила. Что за мир, что за гнусный мир! Всего только несколько мгновений, несколько ударов человеческого сердца грызлась она с посягнувшей на еедобычу чужачкой - и добычу утащили из-под самого носа. Голод, обычное состояние таких, как она, разросся неимоверно, сжигая все ее существо. Такой голод неведом живым - они умирают гораздо раньше, чем голод доходит до этой ступени - но крикса не была живой и умереть не могла. Нельзя сказать, чтобы это ее радовало. Она не стала тратить время на выбегание через двери - в конце концов, стена здания, в котором она находилась, не была очерчена надлежащим образом - а значит, и не составляла преграды для нее и других таких же. Гораздо больше ее взволновало то, что вместе с нею бросилось вдогонку еще несколько ее сродственниц - но она только-только была отлучена отдобычи и полна сил, а они пребывали без пищи давно. Удельницы, пристроившиеся на ветке нарисованного на стене дерева, шарахнулись в стороны и захлопали крыльями, когда крикса - первой! - прошла сквозь штукатурку и кирпичи под ними, вырвавшись наружу. Навстречу попался человек, нетвердо переставляющий шаткие ноги. Над его головой и туловищем, наполовину уходя в них, сизо-радужными пузырями колыхалось семействопьяных шишей. Кроме того, на прохожем властной меткой собственниц виднелись следы когтей лихоманок. Крикса, не желая сбавлять скорость, проскочила сквозь него - и человек вдруг чуть не закричал от приступа черной, беспричинной тоски и внезапно осознанного абсолютного одиночества... К вечеру он либо заткнет эту дыру очередным пьяным шишом - либо набившаяся в нее хищная мелочь, уже хлынувшая к нему со всех сторон, заставит его убить себя. Такие люди достаточно глупы, чтобы воображать, что со смертью проблемы кончаются - так ведь смотря для кого и смотря какой смертью... Да и не видал ты, дурень, настоящих проблем. Ничего, помрешь - увидишь. Вот здесь тех, кто унес добычу, утащила железная нежить. Мех. Никакой нежизни нет от этих мехов! Судя по следам, мех был не голоден - он сожрал с десяток Младших жизней и по крайней мере одну Старшую. Воплотились, блин, и думают, что им все можно! Ничего, крикса не знала, как она отомстит меху, если тот вздумает посягать на ее законную добычу, но что-нибудь да придумает... Есть! Скорее есть! Добычу мне!!! ЖРРРААААТЬ!!! А то вон меньшие пыхтят-догоняют. Хрен вам! Мое! Не отдам! Мамочка, правда, мы с тобой здорово погуляли? Какое было солнышко, и листва на вязах вдоль старой улицы, и эти воробьишки - такие смешные, правда, мама? И кошка умывалась на скамейке - так забавно водила по мордочке белой лапкой. А потом мы пошли гулять по бульвару. И там, в витрине, увидели куклу. Такую красивую, в нарядном-нарядном платьице, в шляпке, с золотистыми кудряшками и с голубыми глазами, и с зонтиком... Ты правда мне ее купишь? Мамочка, ты самая-самая замечательная на свете! Я тебя так люблю - очень-очень сильно, вот! А потом, когда пришли с прогулки, ты глядела на себя в зеркало... ты самая-самая красивая, мамочка! Я хочу, когда вырасту, тоже быть такой же красивой. Я хочу быть похожей на тебя. И еще я очень-очень люблю этот мир. Он такой красивый, такой хороший и добрый, потому что в нем живешь ты, моя милая мамочка. Я жду не дождусь, когда сама, своими, а не твоими глазками посмотрю на него. Они уже есть у меня, эти глазки - такие же голубые, как у тебя. И ручки, и ножки... только я очень маленькая и слабая, а ты защищаешь меня, любишь меня и носишь в своем животике. Скорее бы родиться! Я так люблю тебя, мама! Крикса взметнулась на железный череп проносящегося мимо меха. Оп-па, а этот-то голоден! И за колесом впереди сидит облепленный пьяными шишами дурак, а сзади двое, опутанные пульсирующей грибницей сытой - кто-то бывает сыт, как это отвратительно, как это обидно, когда ты вечно голодна, а эта гадина - СЫТАЯ! - сварицы. Мех, не сбавляя вращения своих железных потрохов, принюхался к ней. Ну чего нюхаешь? Нежить я, как и ты, не воплощенная к тому же. Мной ты сыт не будешь. Тебе другое нужно - хряск разрываемых мяса и костей под капотом, хлюпанье под колесами, боль и смерть снизу, ужас и злоба внутри... Нет, боль, ужас и злоба - это сколько угодно, а вот все остальное - этого не держим. И вообще, нам не по пути. Добычу утащили не сюда. Прыжок. Когти криксы неслышно для плотского уха скрежетнули по черепу другого меха. Этот был просто набит добычей - к сожалению, слишком старой, несъедобной для нее, да и обсиженной так, что не подоткнуться. Ласкотухи, злыдни, сварицы, вестицы, мороки, жмары, гнетке, дъны, лихоманки, ревнецы, пьяные шиши и их сородичи непонятного, незнакомого окраса... огромный сонный мех, похоже, питался крохами от пиршества этой разношерстной компании - если не считать самой питательной для этой породы нелепости самостоятельно движущегося мертвого железа. Но такая тварь, чтоб могла двигаться и существовать за счет одной своей нелепости, пока не воплотилась - хотя люди старались. Называли это вечным двигателем. Нужна подпитка - вытяжкой из крови Земли, откачанной людьми, покорными рабами мехов, людскими мыслями, людскими чувствами - обычной едой всякой нежити... Еды! Едыыыы!!! ЖРРАААТЬ!!! Навь словно услышала мольбу одной из самых маленьких и безобидных тварей своих. Где-то за горизонтом огромный старый крылатый мех рванулся к земле - и по Нави волнами пошли судороги истошного предсмертного ужаса десятков людей. Потом - нескончаемо сладкое и безжалостно краткое мгновение БОЛИ - и смерть. Нежданная, наглая, животная смерть, пополнившая полчища Нави несколькими десятками новобранцев. Но это было еще не все - вестицы и мороки, воплощенные и невоплощенные, разнесут по миру известие об этом, старательно выклевывая, выедая ростки сострадания, сочувствия, горя и страха. Им же будет потом голодней с начисто выеденными с малолетства людьми - но голод сильнее предусмотрительности. Сытость - мгновение. Голод - вечность, невероятный, постоянный, высасывающий, испепеляющий голод Нави. И, пережив мгновение сытости, маленькая крикса вновь устремилась в погоню. Прыжок! Люди называли это место двором - но явно для красного словца. Не опаханный, не огороженный оберегами хотя бы раз, с точки зрения криксы и всех ее сородичей этот двор, как и большая часть того пространства, которое люди называли город, был обычной пустошью. Где-то по оврагам еще доживали свое старые, слепые и запаршивленные лешиеи водяные. Немели в железобетонной броне ичетики впадающих в городской пруд родников. Исходили неумолкающим воплем боли древяницы ежегодно четвертуемых искалеченных тополей вдоль дорог. Кое-где по запечкам не снесенного частного сектора голодали позабытые домовые, тщетно пытаясь докричаться до оглохших душ праправнуков их прежних питомцев. Взирали по ночам с высоты колокольные маны - это племя даже прибавляться начало, когда люди вздумали поиграть в христианство и церковное возрождение. Но в основном пир правила пустошь и ее законные насельники - голодные твари Нави. Люди поставили на пустоши коробку из железобетона и назвали ее дом. Плоская кровля дома не переглядывалась с небесами резными солнышками и звездами причелин и полотенец, солнечным скакуном князька. Его подпол, в который вместо еды и прочих припасов были спиханы уродливые железные потроха, по которым люди сливали свои нечистоты, был врыт в неоткупленную землю без жертвы и договора. Его стены не породнились со сторонами света, материал, пошедший на них, был взят у прежних Хозяев безспроса. Короче, если добыча по глупости своей была склонна считать это нагромождение железа, стекла и бетона жильем и защитой, то маленькая крикса не собиралась быть лекарем ее явно нездоровой голове. Она собиралась нагнать добычу, пока та не ушла окончательно, не попала в чужие когти - много их, до чужого охотников! Бетон так же слабо препятствовал ее движениям, как кирпич, только железо чуть задерживало. В отнорках-квартирах шипели, подымая шерсть дыбом и махая когтями в пустоту, кошки, трескались зеркала и бокалы, падала со столов посуда, с полок - книги, картины - с гвоздей, люди хватались за сердце или за голову, охали, пронзенные мгновенной ледяной болью. Криксебыло не до церемоний. Она хотела есть! Отнорок, в который притащили ее добычу, был столь же открыт ветрам пустоши, как и остальные. Ни одного оберега, разве что подкова над дверью - так это для тех, кто имеет дурацкую привычку входить через дверь. Шатнуло было от двух источавших Силу досок на стене - с одной смотрела женщина с малышом на руках, с другой сурово взирал старик с высоким залысым лбом, круглой седой бородою, мечом в правой руке и маленькой церковкой в левой. Но в следующее мгновенье крикса успокоилась - то есть перестала думать о досках и стала вновь думать о добыче. Обитатели отнорка просто повесили эти доски на стену - как будто кто-то решил украсить стену дверью в дом друга. Просто так, для виду или моды ради. И доски были такими закрытыми дверьми - никто из обитателей отнорка никогда не стучался в них с просьбой о помощи или с благодарностью. А Те, кто жили за этими дверьми, открывали их только на стук и редко приходили незваными. Ну и сами дураки. Сытые, видно - в этом мире все сытые, кроме нее и тех уродов, что висят на хвосте! Нам легче. Крикса припала к полу. Вон колыбель с добычей - ффу, успела, никто не перехватил. Нельзя сказать, что крикса испытала по этому поводу какую-то радость, это чувство было ей вообще недоступно - просто вместо голода, тревоги и страха, еетеперь снедал только голод. Вон огромный квадратный мех в углу с угнездившимся в нем мороком и гнездом вестиц. Вон раскинувшая по полу тенета, все в шевелящейся ворсине бесчисленных хоботков, постоянно разевающих и закрывающих жадные ротики, отеть, почти полностью залившая диван и мягкие кресла. По стенам и потолку пульсирующая грибница молодой, но уже славно раскормленной (гниды! все, все сытые!) сварицы. На стенах, полу и потолке многочисленные метки завидов, ревнеца, ласкотух, в углах копошатся мелкие злыдни. У меня своя еда, у вас - своя. Не троньте меня. За спиной зашебуршало. Крикса глянула туда - сквозь растительный орнамент обоев уже протискивалось рыло конкурентки. Хрен вам! Мое! Я первая! ЖРРАААТЬ!!! Одним прыжком крикса оказалась на колыбели, ухватилась за свешивающийся край одеяла. Лапы не обожгло пламенем оберегов, переступая с клюва диснеевских утят на уши дебильно улыбающихся мышей, она устремилась вверх. Глянула - добыча дремала внизу, розовый, сонный комочек. Завозилась, сжала морковного цвета кулачки, приоткрыла, зевая, беззубый ротик... Пора! Рядом уже вцепились в колпак мультяшного гнома острые когти конкурентки - и крикса прыгнула в открытый детский рот. Первой. Успела. ЖРРААТЬ!!! Мама, не плачь... ну пожалуйста, не плачь. Папа не взаправду ушел, он, наверно, так шутит. Он тебя очень любит. И меня тоже - ведь он же мой папа! Он большой, и красивый и смелый, вот. Я его люблю. А даже если не шутит - он просто не подумал. Вот я рожусь, он увидит, какая я у тебя замечательная, как я люблю и тебя, мамочка, и его - он сразу же вернется. И, может быть, купит ту самую куклу, и мы будем жить все вместе, счастливо-счастливо. Ведь по другому просто не может быть, мама, ведь ты же такая хорошая, я тебя люблю и папа тоже тебя любит. Вот увидишь, он вернется, мама. Вернется и женится на тебе. *** -Таня! Я не мо-гу работать в таких условиях! - Алексей треснул кулаком по столу, едва не попав по клаве компьютера. - Заткни его чем-нибудь! -Заткни? Ты сказал заткни?! Это ты теперь так говоришь о нашем сыне? О твоем, между прочем, ребенке? - Таня ворвалась в комнату, шипя и искрясь, как праздничная шутиха - впрочем, ни к шуткам, ни к праздничному настроению, ее голос и слова не располагали. - В дом приходишь поесть и поспать, в выходные из компа своего идиотского не вылазишь, нет, чтоб с Олежкой посидеть - все я, я его носи, я его корми, я готовь, папмерсы меняй - все я! Волокна сварицы, тянущиеся за ней, полыхнули таким жутким светом, что даже не видевший ни вспышки, ни самой сварицы Алексей сморгнул. Отеть на ее пути боязливо втягивала ворсинки тенет и даже чуть расступалась. -Я, между прочим, работаю! Я нас кормлю! А ты дома сидишь и еще претензии выставляешь! Танька, ну пойми - этот обзор мой шанс! Если я его успешно сдам, меня назначат старшим менеджером отдела, а это, между прочим, сотня баксов к зарплате! Если сдам, потому что Егоров, гнида, из кожи вон лезет, чтоб меня обойти! Завид, шевеля десятками крошечных ножек, выполз из глаза Алексея, перевалил скулу, челюсть - и устремился по шее вниз, под воротник. Таня, конечно, завида не видела - она лишь испытала отвращение от его даже по невзыскательным меркам Нави малоприглядной внешности. -Работает он! - завизжала она, заставляя свисающее с потолка студенистое главное тело сварицы ходить ходуном, переливаясь от наслаждения. - Господи, какие ж вы все козлы и самолюбы! Он работает! Перекладывать бумажки с места на места и на секретуток облизываться - это работа, да? Вот - работа! - Таня ткнула пальцем в стену, за которой захлебывался криком маленький Олег. - Всю жизнь главная работа на нас! Даже с ними - мы вынашиваем, мучаемся, рожаем, а эти козлы сунули, вынули и скачут, еще и выпендриваются! -Да как ты не понимаешь, Таня! - заорал и Алексей. - Я же русским языком тебе объяснил, у нас на носу квартальное отчетное собрание фирмы! И я обязан предоставить обзор по проделанной работе! О-бя-зан! А в такой обстановке я работать не могу! И мы - и ты, и он тоже - все мы лишаемся верных лишних ста баксов в месяц! Фархад уходит, будет вакансия, шеф назначит или меня, или Егорова - ты можешь это понять?! Таня всхлипнула. -Ты все врешь, Степанов... - внезапно севшим горьким голосом произнесла она, опускаясь на диван - тенета отети тут же присосались к ее бессильно свешенным между колен рукам. - Ты все врешь. Мне Томка рассказывала - ты к Фариде клинья подбиваешь, к этой крашеной лахудре. -О черт! - бессильно воздел руки Алексей. Тенета отети и волокна сварицы опасливо колыхнулись, пара злыдней, оседлавших его шевелюру, припала к волосам. - Я так и знал, что ты это так воспримешь... -А как? Как я должна это воспринять? -Танька, ну пойми - Фаридка племянница шефа. Кому, как не ей знать, какие у него требования? И как, по-твоему, я должен был у нее это узнать? Вот так подойти и спросить: Фарида Джамадовна, а какие запросы у Вашего уважаемого дяди в отношении квартальных обзоров? Понятно, надо контакт навести...конфеты там... но у нас с ней ничего не было. Не было и никогда не будет, слышишь?! Перистые щупальца ласкотухи вынырнули на мгновение из произносившего эти слова рта и скрылись в нем снова. Крикса за стеной вновь напряглась, насыщая свой голод, проявляясь в плотском мире тем единственным способом, какой был ей доступен - в истошном детском вопле. Сегодняшние запасы любви, тепла, просто терпения родителей добычи она уже выела, и теперь ничего не оставалось, кроме тоски и беззащитности маленького комка плоти - ее добычи. -Ты все врешь, Степанов... - проговорила прежним голосом Татьяна, не глядя на мужа. - Просто я после роддома уже не такая - вот ты и смотришь на сторону. А я теперь тебе не нужна... Алексей закусил губу. Нечестно было б сказать, что только с досады - жалость к жене он тоже испытывал, и хотел не только успокоить жену, но и утешить - обильно заселившая отнорок нежить выела еще не всю его любовь к Тане. Он протянул руку к плечу жены - но выползший из-за золотистых прядей большой студенистый ревнец злобно сверкнул на него многочисленными зелеными глазками, а двое мелких завидов поспешно бросились к протянутой руке - и он, не видя их, все же отдернул пальцы. Запищал крохотный мех, окутываясь стайкой мелких, как мошка, вестиц. Татьяна, всхлипывая, полезла в карман блузки, достала мобильник, раскрыла, прижала к мокрой щеке: -Ой, бабуль, это ты? Нет, я рада, рада... нет-нет, у нас все в порядке, просто я простыла, вот, носом хлюпаю. И у Олежика все в порядке... Ой... ой, бабуль, как здорово... нет-нет, что ты, совсем не помешаешь... Да, конечно... тебя встретить? А то Леша бы подъехал... Ну, как хочешь... Хорошо... Целую! -Что она сказала? - тихо спросил Алексей, направляя палец на мобильник. -Бабушка сегодня приедет. - заявила Татьяна. -Нет, я не могу! У меня вообще нет времени даже дышать толком, ребенок орет, а еще явится эта сумасшедшая старуха! --Что?! Это бабушка Оля сумасшедшая? Может, тебе и мама моя не нравится?! Ты что, забыл, кто нам купил квартиру? А бабушка Оля хоть с Олежкой сможет посидеть, пока я передохну, до Тамарки с Иринкой сбегаю. И вообще, она моя любимая бабушка и попробуй только пискнуть что-нибудь, понял?! -О господи! - Алексей кинулся к компьютеру, ударил пальцем в клавишу пуск, нетерпеливо сунул курсором в строчку завершение работы. - Все! я ухожу... - дискета с шипением выпрыгнула ему в руку. - ... в интернет-кафе. Буду работать там. -Работать?! - закричала Таня уже в коридор. - Знаю я, где ты и с кем будешь работать! Козел! Можешь жениться хоть на Фаридке, хоть на шефе своем дорогом, ты... Хлопнувшая дверь прервала ее монолог. Сварица раскачивалась, испытывая настолько близкое к сытости чувство, насколько могла. Крикса ела. Малыш кричал... Мама, не грусти... не расстраивайся так, пожалуйста... я еще маленькая, я не знаю, почему дедушка обиделся. Ведь он же не мог обидеться просто на то, что я есть? Или на тебя - ты ведь такая замечательная, мама! Не расстраивайся, мамочка, я тебя так люблю, правда-правда. У нас все будет хорошо, вот увидишь. Я рожусь, стану большая и умная и уговорю дедушку на тебя не сердиться. И мы будем жить вместе - я, ты, папа, дедушка, бабушка... Помнишь бабочек на огороде? Так хочется побегать за ними по травке. Обязательно побегаю. И куклу привезем на огород. А то она сидит в витрине, как я - в твоем животике, мама. Я всех вас так люблю! Мама, ты только не плачь - а бабушка ведь не это хотела сказать? Я, наверно, маленькая и глупая, я совсем маленькая, я только третий месяц живу у тебя в животике. Она, конечно, не могла так сказать - она ведь твоя мама, она вот так носила тебя в животике, как ты меня? Как я ее люблю, мама - сильно-сильно! Почти как тебя, мамочка. Мама... не молчи, пожалуйста... ты же говорила со мной... и, знаешь, не прячь так свои мысли. Ты прости, я маленькая и глупая - мне от этого немножко страшно. Я глупая, я знаю - ведь мы же вместе и будем вместе, правда, мама? И ничего-ничего плохого не случится. Ты меня всегда защитишь, мама. Я очень люблю тебя. Когда в дверь позвонили, Таня уже в тысячный раз, наверное, с какой-то мертвой интонацией повторяла, встряхивая непрерывно вопящего малыша: -Бай-бай, бай-бай, поскорее засыпай... Люли-люли-люленьки, прилетели гуленьки... баю-баюшки-баю, не ложися на краю... бай-бай, баю-бай, поскорее засыпай... Люли-люли-люленьки... От круга постоянно повторявшихся колыбельных, ни одну из которых она не знала не то что до конца - хотя бы до второго куплета - на нее саму накатила сонная одурь. Отетьповисла шубой на ее ногах и руках, волочась вслед за молодой матерью туда и сюда. -Баю-бай, баю-бааа... - Таня широко зевнула. - Ну чего ты не спишь, паразит такой? А? чего тебе не хватает? Кормили тебя, сухой ты, какого черта еще надо? Паршивец... Дверь зашлась переливчатым тонким повизгиванием. Татьяна вздрогнула. -А, уже наш папочка, наверно, приперся, козлина такой, - пробормотала она. - Нагулялся он у нас, Олежек. Кормилец, блин. Но в мутном кружке глазка обозначились очертания совсем иной, непохожей на Алексееву, фигуры. -Ой, бабуля! - радостно воскликнула Таня, одной рукой открывая замок, а другой прижимая к себе посиневшего от криков Олежку. - бабулечка приехала! Смотри, Олежек, это бабушка! Крикса вздрогнула. От вошедшей пахло Силой - а любая сила могла быть только угрозой. Что сильные делают со слабыми? Жрут, понятное дело, что ж еще - смотреть на них, что ли?! Хуже того, похожая по очертаниям на добычу, пришедшая таковой не была. Или все-таки была? За ней и над ней колыхалось - не студенисто, как ревнецы или сварицы, а так, как колышется пламя свечи - что-то огромное, обжигающее крохотные глазкикриксы, и, несомненно, очень опасное. У нее собирались отобрать законную добычу, отобрать и сожрать! А если не поостережется - глядишь и самое ее сожрут за одним, и не подавятся, гниды! Крикса зашлась от злобы и ужаса: Не подходи! Я сильная! Я страшная! Я могу сделать больно! Так! И вот так! И еще вот так!. Крик младенца сорвался на хрип. Рука пришедшей поднялась, то, что стояло за нею, взмахнуло в лад этому движению не то огненным языком, не то крылом - и маленькую криксу откинуло вглубь, стиснуло в кулачки когти... -Ай, Олежек, ай да парень, батьке радость, мамке сладость, бабушке утеха... - проговорила старуха, опуская на пол чемоданы и принимая на руки малыша. Тот умолк, водя вокруг сизоватыми невыразительными глазками, зачмокал, прижимая к щеке тыльную сторону пухлой морковной ладошки. -Уж и сладость... ой, баб Оль, успокоился! Ты у меня волшебница просто! Ты знаешь, Олежек уже в роддоме беспокойный был, хныкал все, пищал. Потом из роддома повезли - тихий стал, глазками лупал, как совенок. Дома поспал - а потом вот началось: кричит и кричит, кричит и кричит, и никакого сладу с ним нету. Мы уже врачам показывали, говорят, здоров, видимо, нервы не в порядке. -Да какой уж порядок. - старуха вернула сосущего палец Олежку на мамины руки, сняла платок, старые разношенные туфли, повесила на вешалку плащ. Прошла в комнату, повернулась к доскам, так встревожившим когда-то маленькую криксу. Сухонькие пальцы, сложившись в двуперстие, неторопливо прочертили в воздухе - ото лба к груди, от плеча к плечу... ГРОМОВОЙ МОЛОТ! Отеть шарахнулась по углам, подбирая опаленные незримым пламенем тенета, сварица расплескалась по потолку тонким слоем, втягивая волокна. Злыдни сыпанули прочь - иные в окно, иные и сквозь стены. И доски отозвались - дальним грозовым раскатом из-за них донесся Отклик. Нежить будто присохла к своим местам, не смея шевельнуться... Олежек хныкнул. -Дай-кось, внученька... - старуха протянула сухие, в бурых пятнах, ладони. Приняла в них беспокойный комочек плоти. Завела тихим, низким голосом: -Котик беленький, хвостик серенький! Ходит котик по сенюшкам, А Дрема его спрашивает: -Где Олежек спит, где деточка лежит? Баюшки, баю, Баю детку мою Крикса сжалась в угловатый, колючий комок. Ей было плохо - даже от голода так плохо не было. Слова этой неправильной, несъедобной, опасной добычи обволакивали ее серым плотным туманом, который не брали ни когти, ни остренькие клычки-жвальца. Плохо! Очень плохо! Больно! Неправильно! -Он и спит, и лежит, на высоком столбу, на высоком столбу, на точеном брусу, на серебряном крюку, на шелковых поводах; шиты браны полога, подушечка высока. Баюшки, баю, Баю детку мою... -Ну, баб Оль, ты просто колдунья какая-то! - счастливо улыбнулась Татьяна, глядя на тихо посапывающего в прабабкиных руках Олежку. -Кышь на тя, пигалица! - шикнула бабка, сдувая с лица седую прядь, выбившуюся из уложенной на затылке в колесо косы. - Колдунья, скажет ведь... Не видала, а говоришь. -Не видала. - сразу же согласилась Таня. - Баб Оль, слушай, он кормленый уже, если чего - вон памперсы. Ко мне сегодня девчонки из нашей группы звонили, на встречу звали. Посиди с Олежкой, а? а я быстро - ну, часам к девяти дома буду. -Беги, беги, пошаренка... - усмехнулась бабка. - Кака была егоза, така и осталася. Мамушки, нянюшки, Сходитесь ночевать, Мое дитятко качать, А вы, сенные девушки, Прибаюкивать. Баюшки, баю, Баю детку мою. С лестничной площадки под шипение подползающего лифта раздалось попискивание кнопок на кургузом тельце мобильника и голос Татьяны: Тамар, слушай, все в поряде, я еду... да бабка из деревни подвалила, ей сплавила... ага, класс... а кто будет? Вау! И он тоже?. Лифт протяжно зевнул огромными челюстями и проглотил окончание таниной фразы. -Вырастешь большой, будешь счастливой, будешь в золоте ходить, золоты кольца носить, золоты кольца носить, камку волочить, а обносочки дарить мамушкам, нянюшкам! Баюшки, баю, Баю деточку мою. Крикса глядела на старуху из-под прикрытых век добычи, не сомневаясь, что та тоже видит ее. Плохо. Очень плохо. Поймав на себе строгий взгляд выгоревших светло-серых глаз,крикса ощерила клычки-жвальца, вскинула лапки с острыми когтями: Не тронь! Я страшная, страшная!. Больше ей ничего не оставалось. Надо только вовремя спрыгнуть, когда эта, страшная, начнет жрать - как все же обидно! - ее, криксы, добычу. Седая и страшная нахмурилась, покачала головой. -Нянюшкам - на ленточки, сенным девушкам - на поневушки, молодым молодкам - на кокошнички, красным девкам - на повойнички, а старым старушкам - на повязочки. Баюшки, баю, Баю детку мою. Со стороны кроватки донесся клекот. Крикса оглянулась - там, на перильцах, восседала странная птица с девичьей головкой на пернатых плечах, глядя на нее - и эта видит! - строгими синими глазами. Сожрут! Старуха вновь покачала головой: -Экая ты, Дремушка, строгая, все б тебе гнать. Малая-то виновата, что ль? В такой поганый век живем - деток нерожоных по тьме в день изводят и за грех не чтут... С этими словами она, аккуратно положив спящего Олежку в кроватку, вытащила из чемодана белый платок и принялась скручивать и связывать его, приговаривая: -Крикса-варакса, вот те забавка, с нею играй, а младенца Олеженьку не май.... На перильцах повисла свернутая из белого платка кукла - с головой-узлом, с руками, с длинным подолом. Что-то шевельнулось в памяти маленькой криксы. Она, вдруг позабыв всякую опаску, выползла, изогнув членистый зазубренный хребетик, из приоткрытого ротика спящего Олежки, подобралась к перильцам. Кукла. ...в нарядном-нарядном платьице, и в шляпке... Когда-то были другие желания. ...с золотыми кудряшками и с голубыми глазами... Кроме голода. ...и с зонтиком... Крикса поднялась на задние лапки, ухватившись средними за балясины кроватки, а коготком одной из передних попыталась подцепить подол куклы. ...а то сидит в витрине, как я у тебя в животике... Ее клыки-жвальца безуспешно пытались сложиться в робкую улыбку. Мама, мамочка, зачем мы сюда пришли? Уйдем отсюда, мама, я боюсь! Здесь страшно! Я боюсь этих белых блестящих стен, и блестящих желтых тазиков, и кривых железок на стеклянных столах. И этот дядька в белом халате - он же плохой мамочка, он страшный - ты разве не видишь? Мама! Почему ты молчишь, мамочка, мне же страшно! Пойдем домой, мама, пожалуйста, мама, любимая, я очень-очень тебя прошу! Зачем ты садишься в это странное, плохое кресло? Так некрасиво... и мне неудобно... мама, этот дядька идет к нам, мама, прогони его, я боюсь его, и этой кривой железки! Прогони его, мама, ма!!!... Мама! Он сделал мне больно, больно, мамочка, прогони его! Моя ручка, моя правая ручка! Мама, почему ты молчишь, прогони его, мне больно и страшно! Мама, он опять! Мама, мамочка, мне очень больно! Мама, прогони же его! Спаси меня, мама! Мама, мамулечка, я тебя люблю, не отдавай меня ему, уйдем, бежим скорей, я тебя и так буду любить, МА-А-АМААААА!!! ... ...голова крохотной девочки падает в наполненный кровью таз, к уже плавающим там же ручке и ножке. Ротик еще шевелится, вкладывая всю душу, всю боль и обиду, всю тоску по непрожитой жизни, по отнятому счастью и теплу, в беззвучный страшный крик. Крик, впечатывающийся в серый туман Нави, обретающий подобие матово-черной шипастой, ощетинившейся острыми углами плоти. Крик, обзаводящийся подобием жизни - взамен настоящей, отнятой у нее. Крик... Уже не крик. Крикса. Птица - Дрема простирала свои крылья над изголовьем постели тихонько посапывающего, стиснувшего пухлые кулачки Олега. Пушистый Угомон мерно мурлыкал в ногах. Нежить таилась в стенах, не смея высунуть жгутика или ворсинки. А седая старуха в кофте и юбке, подперев щеку рукой, наблюдала, как, подталкивая тряпичную куколку когтистыми лапками, пытается лепетать и смеяться клыкастым ртом душа нерожденной девочки, преданной и убитой самыми любимыми и близкими людьми. Крикса. Мама, ты знаешь, я тебя все равно жду. Мы будем вместе, мама, пусть здесь, но будем. Я тебя сильно-сильно жду, мама. Я немножко изменилась, но ты меня все равно узнаешь, правда? Ты ведь моя мама. Я ни за что-ни за что не хотела бы с тобой разминуться. Мне очень-очень надо тебя встретить. Мне же надо спросить тебя...Зачем ты сделала это, мама? За что ты убила меня? P.S. От автора. Тринадцать тысяч нерожденных младенцев в день убивают в России на законных основаниях. Искромсанным гранями спиралей зародышам вообще никто не ведет подсчета. Одно несомненно - не то что жертвы алтарей карфагенян и ацтеков, этих образцовых изуверов древности, но и жертвы двух мировых боен ХХ века сгинули бы бесследно в потоках убитых младенцев. Жертв самой страшной из войн, ведущейся Россией - победоносной войны с собственным будущим.

Комитетчики занимаются точно. Но ни им, ни чиновникам, если таковые и занимаются, особо закон не писан. Правила для "народу", а не для их высоких персон. Поэтому не думаю, что кто-то будет сильно лоббировать наши интересы. Скорее сетку штрафов и платных услуг будут расширять до неимоверных размеров....

Просыпаются два рыбака на берегу, земля кругом перерыта и сети стоят: - Федя, ну ты вчера и нажрался, ты что ж сети то на берегу поставил? - Вася, кто бы говорил: "Нажрался"? Где ты вчера греб, там я и ставил!!!http://akvalang.com/forum/uploads/gallery/category_51/gallery_9150_51_17478.jpeg

Правильно, нужно экономить, что не нужно можно на дачу вывезти. А через годик-другой нанимаешь трактор с прицепом и вывозишь на свалку ( в руках уже не унесешь).

Суеверия) Если третий день не хочется работать, значит сегодня среда. Если вы проснулись утром и вам не надо вставать, значит, вы спали стоя. Если выпил хорошо, значит утром плохо! Если утром хорошо, значит, выпил плохо! Если вы едете в автомобиле и вас сильно ударили - выйдете и посмотрите: если ударило сзади - к прибавлению денег, а если спереди - к убавлению. Презерватив, найденный вашей женой у вас в пальто - к покупке чемоданов... Если голова болит - значит, она есть... Если муж открывает жене дверь машины, то это либо новая машина, либо новая жена. Чем лучше видна грудь - тем хуже запоминается лицо. Если дети идут в школу нарядные и несут цветы, то скоро придется копать картошку. Если вокруг солнца появились круги - пора проветрить комнату и вымыть окна. Если, выходя из помещения, зацепитесь за ручку двери, то обязательно туда вернётесь.

шампуры, решетка, котелок, мангал -есть, коптилки нет (стационарной) в медицинском боксе для стерилизации копчу

Остросюжетный блокбастер « Топор в поисках Карельских крокодилов». За окном мелькают то ели, то берёзы, то осины, мы едем по Карелии. Что нас ждёт впереди знает лишь Отец Небесный и мы томимся в ожидании приезда в посёлок Кубово. Чуть позже, когда мы уже на автобусе добирались в Пудож, начался настоящий карельский ливень с молниями, громом, водитель гнал так, что создавалось впечатление, что мы все торопимся на кладбище и это впечатление усиливалось тем, что творилось за окнами. На улице стало темно как вечером и если зайти немного вперёд, то хотелось бы отметить, что так темно не было потом ни днём ни ночью. Белые ночи, однако. Что сразу бросается в глаза, так это контраст убогости жизни, заброшенных посёлков, пред красивейшей и мощнейшей природой. Это трудно передать словами, когда смотришь на это изобилие первобытной дикой природы, на эти реки с порогами и глубокими руслами, на ручьи с водой почти черного цвета, на бесконечное количество озёр, от крошечных до громадных, пресных морей, на леса с хвойными и лиственными деревьями с болотами и песчаными лесными полянами, на эти камни разнесёнными силой могучих ледников. Всё это рождает восторг и ощущения собственной крошечности и ещё симбиоз ощущений, которые подкрепляются всеми органами чувств. Осязанием этого величия и размеренности многовековой, простой и в тоже самое время примудрой жизни, тысячелетиями создававшейся на земле ныне именуемой Карелия! И если вернуться к осязанию, то ощущения в огромной мере усиливают местные комары, оводы и мошки. Без комментариев. Об этом можно писать бесконечно, выковыривая из души, скупые крохи того, что на самом деле происходило на сердце. А вообще, это надо прочувствовать и увидеть своими глазами и тогда картинки будут живыми и осязаемыми. Обсудив прозрачность и возможность проезда к лесным озёрам, с местным населением, которое в свою очередь очень радушно и гостеприимно встретили путников с других земель, мы наметили два озера и начали подготовку к трудной, но очень долгожданной дороге. Путь оказался действительно трудным, мы несколько раз выталкивали Ниву из грязи с огоньком и задором. Ещё с большим огоньком нас жрали местные кровососущие обитатели. Таких оводов я никогда не видел, уже не говорю о их количестве, комары и мошки полноправные хозяева этих мест и гостей они любят, а так как гостей в тех местах бывает мало, то они все жаждали с нами пообщаться и у многих кое что выходило. Вот мы заехали туда, где машинка наша ехать не может и мы несколько километров шли пешком, после чего погрузили вещи в лодку и поплыли в другой конец озера Нигозеро, там нас ждала недавно срубленная рыбацкая избушка. По пути Олег пытался словить на спиннинг зубастую и угостить нас с ходу карельской ухой, однако щука была не голодна и мы остались в первый вечер без ухи, за то макарошки с тушнячком, да с дымком, за уши не оттянешь. Какая же красота скажу я вам братцы, вокруг нас стала, мы покушали и уже на озере ловили рыбку, удочками и блёснами и в первый раз в жизни словил на спиннинг щуку, здорово конечно, но подводная охота лучше. На удочку рыбка клевала ежесекундно, а вокруг бескрайние леса и воздух, который я с жадностью глотал до опьянения и любовался первозданной природой. В воду в первый вечер я не полез, потому что устал так, что мог только блаженно улыбаться и дышать. И где-то совсем рядом прокричал лось и вот уже за озером ему ответили, это крик свободы. Душу переполняло чувство счастья и непонятного восторга. На утро я быстро позавтракал и облачился в костюм и прямо возле избушки решил исследовать любопытную загубину, выражаясь словами местных жителей. Конечно первое что бросается в глаза, так это не типичная для наших мест растительность. Кувшинки длинные стебли с лепестками продолговатой формы и многое другое, дно илистое тёмно-коричневого цвета, глубина в местах где хоть что то растёт, достигала четырёх метров. Ну и конечно о прозрачности, местами до трёх метров, что не могло не радовать. На каждом нырке я был готов встретить огромного карельского крокодила, но они не спешили попадаться на глаза, зато окуни и плотва плавали везде. А вот и щупачёк вальяжно перебирая плавниками скрывается с глаз в густой придонной траве, похожей на тархун. Подплываю к поваленному дереву и вижу не маленьких окуней прогуливающихся под стволом, но мне они пока не интересны и я погружаюсь глубже к кроне, вода становится с желтоватым оттенком и в размашистых ветвях я разглядел зубастую хищницу, пролажу ближе и стреляю, на кукан хорошую. Рыбка конечно не крупная, один килограмм, но всё равно радостно. Потом я попытался осмотреться по глубже, но там где заканчивалась травка, было голое дно и ни кого вообще не было, без эхолота и фонаря, там делать нечего, решил я и полез в прибрежные кусты. Взял я шесть щук и впечатлений пару тонн и довольный и голодный поплыл на запах ушицы. Эх, вкуснотища! Мы долго не ложились спать, хотя солнце зашло давно, вокруг было светло как днём, на место всё расставили часы и мы улеглись на шконки в избе. И под реактивный гул кровососущих насекомых снаружи, комфортно встретили утро нового дня. Позавтракав и умывшись антикомаринами, каждый занялся своими делами, кто под воду, а кто на воду. Расстояния на вёслах приходилось преодолевать не малые, но что не сделаешь, чтобы ещё и ещё новые подводные пейзажи и их обитателей. Противоположный берег оказался лысоватым в плане растительности, но обильным на поваленные деревья и вся рыбка стояла возле них, или под ними. Огромных трофеев замечено не было и на третий день мы решили решили возвращаться в Кубово и по пути за нырнуть в Юнгозеро и озеро под названием Шестёрка. На Юнгозере оказалась водичка тёмная и для подводной охоты не пригодная и не теряя времени я уже прочёсывал прибрежные глубины Шестёрки. Это озеро отличалось скудной растительностью, полным отсутствием плотвы и огромным количеством окуня с ладошку. Жаль не было подводной камеры, на третьем нырке, глубже к кроне дерева, меня обступили несколько сотен окуней и любопытно изучали. Я отдышался и в этом же месте лёг на дно, а любопытных рыбок стало столько, что за их телами я уже ничего не видел. А потом началось гипнотическое действо, они все разом начали движение против часовой стрелки, вокруг меня. В глазах зарябило и даже стало немножко страшно. Уже потом на берегу Олег предположил, что это они тебя приняли за Нептуна. Оно конечно может быть, однако у меня лично сложилось впечатление, что они меня хотели принять во внутрь, то есть скушать, но не могли решить с чего начать и я по добру по здорову уносил свои ласты от шайки полосатых пиратов. Опять попробовал поглубже, но после шести метров, мне кто то выключал свет и я в полной темноте возвращался к родному свету. Возле берега нашёл огромное затопленное дерево и скользя по стволу ухожу в низ, дерево упало недавно, так как на ветвях ещё была листва и свет проникая под эти мачалистые массивные ветви в паре с воображением рождали образы огромных монстров и уже почти в самом низу я заглянул в окошко и увидел парящую в свете рыбину, щука. Она начала нервничать и стала уходить, стрелял вдогонку. Выстрел, тишина, гляжу на линь, а он не подаёт сигналов, не уже ли промазал? Всплыл отдышался и за нырнул с другой стороны где предположительно должен был быть гарпун и я увидел красавицу, которая так запутала линь об ветки и суки, что обездвижила себя полностью. Всё распутал и плыву дальше, минут через десять взял щурёнка на грамм 800 и на берег, опять замёрз как на морском дне. Безмен показал, что вес красавицы 2,5 кг. Когда добрались до машины я понял, что дня два я не боец и буду прикидываться шлангом, а начну прямо сейчас. Но уже через минут пол часа мы уверенно висели на брюхе и мой гениальный план по поводу шланга был с треском провален. Ещё через пол часа в грязи по уши мы опять поехали и приехали туда где опять залезли в грязь и выколупывали Олеговскую Ниву из последних сил, которых, казалось уже и так не было. Мужество нас не покинуло и мы вернулись в посёлок, помылись в баньке и опрокинулись в спячку. Сколько длилась та спячка не помню, но помню, что когда мы из нее вышли, было принято решение о смене дислокации и ехать к новым местам и приключениям. Но это уже совсем другая история и её я вам расскажу позже. рыбалка первый вечер на Нигозере http://s55.radikal.ru/i150/1007/e1/8a6ea53b2dd9.jpg http://s16.radikal.ru/i190/1007/ae/f19c31456a62.jpg http://i065.radikal.ru/1007/86/f107af979942.jpg http://s51.radikal.ru/i132/1007/08/e9f5d80328c8.jpg Щука на шестёрке http://s11.radikal.ru/i184/1007/37/e205c6bc3874.jpg

Не мужики, свайх мест не здам,меня хоть реж хоть пытай. Есть водаёмы на которых прозрачность в любую погоду есть,и их не такуж и много,да ещё и разрешонных.Я не одну тону бензина и солярки спалил,чтоб их найти,сматрю карты,изучаю подъезды,и не всегда доедеш,и не всегда найдёш,в лесах есть хорошие водаёмы,при-гроничные,порой с сабой велосипед беру иначе не добирёшся,машину убъёш.Ну когда нойдёш,душа радуется,ни одного подводника,ни одного поплавочника,ляпота,стрельнул сколько тебе надо и домой.А то у нас в Снегянах,на каждый квадратный метр,по подводнику.Я не спорю,есть подводники нормальные,но есть такие( извеняюсь) мудаки,что им насрать на всё.Да у каждого из нас есть места,каторые не очень хотелось бы афишировать.Есть список разрешонных водаёмов по каждой облости,ищи пожалуйста. Я не жадный,я домовитый.